Лысак И.В.

ОСОБЕННОСТИ САМОИДЕНТИФИКАЦИИ ЧЕЛОВЕКА В УСЛОВИЯХ СОВРЕМЕННОГО ОБЩЕСТВА

Лысак И.В. Особенности самоидентификации человека в условиях современного общества // Гуманитарные и социально-экономические науки. 2008. № 6. C. 37–42.

скачать полный текст статьи

Одной из существенных особенностей человека, отличающей его от других живых существ, является способность к обретению им собственной идентичности (от ср.-век. лат. identificus – тождественный, одинаковый). Идентификация человеком себя и презентация себя другим являются важнейшими условиями коммуникации и совместной деятельности людей, однако в гуманитарных науках проблема идентичности начинает детально анализироваться только в середине ХХ века, когда исследователи обнаруживают, что все большее число людей начинают испытывать затруднения процесса самоидентификации, усиливающиеся в настоящее время.

Одним из первых к исследованию идентификации обращается Э. Эриксон (1902–1994), определявший идентичность как способность ощущать себя обладающим непрерывностью и тождественностью, и поступать соответственно [1, С. 74]. К осознанию значимости этой проблемы он пришел после второй мировой войны, оказывая психотерапевтическую помощь ее участникам – американским солдатам. Чувство идентичности, согласно Э. Эриксону, рождается путем постепенной интеграции всех идентификаций, то есть всех социально значимых моделей, привычек, черт характера, занятий, идеалов реальных или вымышленных людей того или другого пола. Появляющаяся идентичность соединяет мостом стадии ранней взрослости, когда множество социальных ролей становятся доступными. Таким образом, идентичность рассматривается Э. Эриксоном как основа целостности личности, ее непрерывности во времени и способности справляться с внутренними конфликтами. Причем, если изначально кризис идентичности рассматривался данным автором и его последователями как патологическое состояние дезориентации личности, развивающееся в некоторых случаях у людей, длительное время вынужденных находиться в замкнутом изолированном от других коллективе, то уже в 1968 г. статья Э. Эриксона на тему «Идентичность» появляется в энциклопедии по социальным наукам. Это, безусловно, свидетельствует о том, что смысл данного термина выходит за рамки чисто медицинского и попадает в поле внимания социально-гуманитарных наук [2].

В настоящее время проблема идентичности стала предметов внимания социологов, психологов, философов, культурологов [1; 3; 4; 5]. В социологии под идентичностью понимается соотнесение себя индивидом с теми группами и общностями, которые он воспринимает как «свои», по отношению к которым он в наибольшей степени способен почувствовать и сказать «мы» (гендер, семья, религия, этнос, профессия и т.п.) [6]. В философии используется понятие «персональная идентичность», означающее: 1) тождество «Я» (сознания, разума), сознавание личностью единства своего сознания в разное время и в разных местах; 2) сохранение постоянного или продолжающегося единства деятельности (персоны, индивидуального характера) в ходе изменения деятельности или поведения. Это предполагает: а) существование памяти; б) способность идентифицировать себя (свою самость); в) способность никогда не утрачивать знание, что случившееся произошло или происходит именно с тобой [7]. В психологии идентичность рассматривается как «чувство самотождественности, собственной истинности, сопричастности миру и другим людям; чувство обретения, адекватности и стабильного владения личностью собственным Я независимо от изменений последнего и ситуации; способность личности к полноценному решению задач, встающих перед ней на каждом этапе развития» [8].

Анализируя кризисы индивидуальной и коллективной идентичности, В. Хёсле обращает внимание на различие реальной (эмпирической) и формальной (логической) идентичности [5]. Последняя является условием мыслимости любого объекта. По сути имеется в виду логический принцип тождества мыслимого объекта самому себе как условие его мыслимости (А=А). Реальная же идентичность – это тождество себе эмпирического объекта во времени, которое, согласно В. Хёсле, определяется конкретной, свойственной данному объекту способностью противостоять, сопротивляться меняющей силе времени [5, С. 112]. При этом оба значения, с точки зрения В. Хёсле, оказываются связанными в человеке, который мыслит о самом себе и таким способом включает понятие о себе в осуществление своей реальной идентичности, что требует соотнесения понятия о себе с собой реальным. Если идентичность – это способность сохранять себя во времени, то закономерно возникают вопросы о содержании идентичности, то есть о том, что следует сохранять человеку, и о том, как происходит процесс ее формирования.

В данной статье под самоидентификацией будет пониматься процесс формирования человеком представления о себе самом как о самотождественной, цельной и уникальной личности. Самоидентификация – это специфически человеческий акт, который формируется под влиянием культуры, а не предзадан от природы [9]. Человеку, в отличие от других живых существ, свойственно самоотличение, предшествующее самоидентификации, которое формируется в процессе деятельности людей, в ходе которой они должны стать узнаваемыми для себя, поскольку это является условием самоотличения от других. Идентичность начинает формироваться у человека в раннем детстве на основе синтеза фрагментарных переживаний реальности собственного тела (рот, анус, гениталии, которые выполняют наиболее значимые и заметные для него функции) и его собственного образа, который отличается от него самого. Это, прежде всего, образ в зеркале, который ребенок начинает узнавать достаточно рано, причем в данном случае имеет место двойное отличение – от реальности, образ которой воспроизводится, и от образа, который через синтез воспринимается в качестве воспроизведения реальности, т.е. чего-то отличного от образа (не-реальности). Следует отметить, что возникающий у человека образ – это символ, и этот символизм является результатом рефлексии, свойственной человеку.

В отличие от человека, восприятие и поведение животного включает рефлексию на свою особость лишь в смысле присутствия у них реакции на неопределенность ситуации. Причем ответ животного состоит в устранении этой неопределенности и тем самым в устранении рефлексии [10]. Животное избегает неопределенности – и в этом состоит его способ отношения к ней. Оно не осуществляет ее символизации, т.е. создания узнаваемости, и потому животное не способно к самоотличению, основанному на удвоении отличия от других. Это подтверждают, в частности наблюдения А. Валлона о различиях в реакциях ребенка и детеныша шимпанзе на свое отражение в зеркале. На определенном этапе развития и младенец, и детеныш шимпанзе начинают реагировать на свой образ в зеркале, однако, реакция шимпанзе угасает, когда он понимает, что имеет дело с образом, а реакция ребенка, наоборот, усиливается.

Итак, необходимым условием самоидентификации человека является социокультурный мир, в котором он живет. Причем, самоидентификация становится возможной при условии, что человек осознает не только внешнее отличие от других, но и отличие в культурно-информационном отношении. Это происходит в ходе усвоения ценностей и норм определенной социокультурной общности, что, в свою очередь, возможно лишь на основе их противопоставления иной нормативно-ценностной системе. Именно информационные различия приводят к выделению «своих» и «чужих» групп, которое наблюдалось уже в эпоху первобытности [11; 12]. В то далекое время человек четко отождествлял себя с определенной «своей» группой, и определял себя через принадлежность к ней. «Чужие» оценивались первобытным человеком негативно, считалось, что их следует либо избегать, либо уничтожать. Именно неизменная принадлежность человека к определенной группе в условиях традиционного общества являлась условием «беспроблемной» идентификации.

Как видим, идентичность формируется в условиях вполне определенной символической культурной среды, и ее необходимым условием является соотнесение человеком себя с определенной социокультурной общностью и противопоставление иной общности. Кроме того, человек должен иметь четкое представление о самой окружающей действительности, чтобы найти свое место в ней. Именно поэтому, кризис самоидентификации возникает тогда, когда разрушается привычное социокультурное окружение, воспринимаемое людьми как естественное, когда человек не понимает процессов, происходящих вокруг него и не может определить свое место в мире. В условиях традиционного общества самоидентификация не вызывала особых затруднений и потому не являлась предметом обсуждения.

Кризис идентичности как массовое явление современного общества, по мнению З. Баумана, является следствием проекта «модерна», когда промышленная революция вслед за эпохой великих географических открытий разрушила традиционный общественный порядок и поставила вопрос о самоопределении человека [13, С. 176–192]. Этот кризис не проявлялся до тех пор, пока оставались относительно стабильными социальные страты, идентификации с которыми был вынужден достигать человек. Когда же темп изменения социальной структуры сделал очевидной ее динамику в пределах одного поколения, самоидентификация предстала в качестве проблемы самодетерминации. В книге «Индивидуализированное общество» З. Бауман пишет, что в Новое время идентичность человека превратилась из данности в задачу, которая оказалась принудительно поставлена перед каждым членом общества одновременно с вменением ему ответственности за решение этой задачи. На место определенности социальной роли человека в предшествующую эпоху в Новое время встало своего рода принуждение к самоопределению [13, С. 180–182]. Новое время обнаружило, что природа вещи определяется ее возможностью стать той или иной, что нет ничего раз навсегда данного. Мир выступил в качестве такой реальности, за данность которой человек должен взять на себя ответственность.

Еще острее проблема самоидентификации встала в условиях современного постиндустриального или информационного общества. Как было сказано выше, для успешной самоидентификации человеку необходимо иметь четкие представления об окружающей его действительности и определить социальную группу или группы, которые он может квалифицировать как «свои». Однако в условиях современного общества это оказывается чрезвычайно затруднительным. Прежде всего, в настоящее время границы практически всех известных человеку явлений начинают расплываться, причем происходит это не из-за недостатка информации а, напротив, из-за ее переизбытка. Благодаря развитию науки, современный человек может, при желании, в мельчайших подробностях описать окружающие его объекты, выявить их свойства, определить закономерности их развития, однако он утратил способность постигать предмет или явление в его целостности, присущее человеку традиционного общества. Это четко проявляется в том, что современный человек не может дать однозначного определения практически ни одному явлению окружающей действительности. Стоит посмотреть труды ученых практически в любой области, и мы увидим: «данное явление является чрезвычайно сложным для понимания…», «данное понятие не может быть однозначно определено…» «существует …надцать определений рассматриваемого понятия» и т.д. Мы изучили строение вещества и устройство Вселенной, можем наблюдать за далекими звездами и проникать в толщу земли, однако, чем глубже наши знания, тем расплывчатее образ окружающей нас действительности, тем сложнее определить, что такое окружающий нас мир, а значит и сложнее найти свое место в нем.

Существенно трансформируются и такие, казалось бы, незыблемые характеристики окружающего мира, как пространство и время. В результате развития высоких технологий формируются, по выражению М. Кастельса «пространство потоков» и «вневременное время» [14, С. 354–434]. Современное общество все больше приобретает сетевой характер, и в этих условиях, все меньшее значение имеет непосредственное местонахождение человека, ведь он может общаться и даже работать, находясь практически в любой точке земного шара. Будучи физически разъединенными, люди могут действовать совместно, для чего им необходимы всего лишь доступ к электронным информационно-коммуникационным сетям. Начиная с 80-х гг. ХХ в. деятельность все большего числа людей разворачивается в виртуальном, кибернетическом пространстве, элементы которого, по определению П. Вирилио, «лишены пространственных измерений, но вписаны в единственную темпоральную моментальность распространения. С этого момента людей нельзя разделить физическими препятствиями или временными расстояниями. Опосредованное компьютерными терминалами и видеомониторами различие между здесь и там теряет всякий смысл» [15]. Высокоскоростной транспорт также решает проблему пространственных ограничений. Таким образом, происходит сжатие, уплотнение пространства, его организация теперь зависит от параметров техники, скорости ее работы и стоимости ее использования.

Восприятие пространства неразрывно связано с восприятием времени, которое также видоизменяется, причем эти перемены двояки. С одной стороны, моментальное распространение информации по всему земному шару, прямые репортажи с места происшествий посредством телекоммуникаций придают социальным и культурным событиям беспрецедентную темпоральную мгновенность; коммуникации посредством компьютерных сетей позволяют вести диалог в реальном времени, объединяя людей по интересам в интерактивной многосторонней телеконференции («чате»). С другой стороны, происходит смешение времен, причем данный эффект характерен для одного и того же канала связи и он формируется выбором зрителя/участника взаимодействия. В итоге получается временной коллаж, где происходит не только смешивание жанров, но и их временная развертка трансформируется в плоский синхронный горизонт без начала, без конца и без какой-либо последовательности. На основании этого М. Кастельс выдвигает идею, согласно которой «вневременное время, как… господствующая темпоральность нашего общества, возникает, когда характеристики данного контекста, а именно информациональная парадигма и сетевое общество, порождают систематическую пертурбацию в порядке следования явлений, происходящих в этом контексте. Эта пертурбация может принимать форму сжатия временных промежутков между событиями, нацеленного на мгновенность, или же случайных разрывов в последовательности событий. Устранение очередности создает недифференцированное время, которое равнозначно вечности» [14, С. 433].

Пространственно-временные трансформации оказывают существенное воздействие на процесс самоидентификации. Человек начинает испытывать существенные затруднения при определении своей связи с определенным географическим пространством, что позволяет ряду исследователей говорить о «новом кочевничестве» [16, С. 56] и «номадической идентичности» [17]. Утрату связи с определенной местностью ярко характеризует З. Бауман на примере жизни одной пожилой женщины – сотрудницы международной торговой фирмы, знавшей пять языков и владевшей тремя квартирами в разных городах: «Она постоянно мигрирует, ездит с места на место, туда и обратно. Она делает это в одиночку, не как член общества, хотя многие люди действуют таким же образом… Культура, к которой она принадлежит, – это не культура конкретного места, это культура времени. Это культура абсолютного настоящего» [18, С. 127]. Данная женщина, как и многие другие люди в современном мире, пользуется виртуальностью пространства. Виртуальность пространства помогает ей избавиться от любых ограничений, связанных с реальным домом, дематериализовать пространство, не подвергаясь дискомфорту и тревогам бездомного существования. Как отмечает З. Бауман, в условиях виртуализации культуры, происходящей под воздействием высоких технологий, многие люди превращаются в туристов, ставя мечту о тоске по дому, сладкую и горькую одновременно, выше домашних удобств, потому что им так хочется; либо потому, что считают это наиболее разумной стратегией поведения в жизни «при сложившихся обстоятельствах», либо потому, что соблазнились подлинными или воображаемыми удовольствиями жизни в поисках новых ощущений [18, С. 131]. Такое вынужденное «скитание по миру» в какой-то мере противоестественно человеческой природе, оно лишает человека прочных социальных связей, стабильной идентификации, однако в условиях виртуализации пространства, люди вынуждены становиться «туристами», чтобы реализоваться как профессионалы, ведь современный мир «скроен по мерке туриста».

В условиях «пространства потоков» и «вневременного времени» человеку чрезвычайно сложно определить, какие социальные группы являются для него «своими». Зачастую личность перестает соотносить себя с реальным социальным окружением и ищет образцы для самоидентификации в иллюзорном мире, создаваемом средствами массовой информации. Причем само слово «образец» в данном случае условно: если несколько десятков лет назад масс-медийные образцы были четкими, понятными и близкими и люди имели возможность соотносить себя с незначительным набором ролевых моделей, оценивать свой образ жизни, сравнивая его с несколькими возможностями, то сейчас их число увеличивается до бесконечности. Это связано с возникновением интерактивного телевидения и формирование «массовой индивидуальной коммуникации» (Mass Self Communication) [19, С. 65]. Демассифицированные средства массовой информации, по образному выражению Э. Тоффлера, «кормят нас не целыми, а раскрошившимися чипсами образов» [20, С. 614]. Они не предлагают людям несколько понятных видов идентичности на выбор, а предлагают сложить ее из кусочков, что у многих вызывает существенные затруднения. Сложность ситуации усугубляется еще и тем, что зачастую человеком выбираются нереалистично высокие стандарты «своих». Те же средства массовой информации ежедневно демонстрируют рядовому обывателю жизнь «звезд», миллионеров, выдающихся личностей и побуждают сравнивать их жизнь со своей, причем, естественно, это сравнение оказывается не в пользу последней и становится причиной как психологических так и социальных проблем.

Еще одним существенным аспектом проблемы самоидентификации личности в условиях современного общества является «виртуальная» самоидентификация и «сетевая идентичность». В настоящее время отчетливо наметилась тенденция формирования различных «сетевых сообществ» или «виртуальных общностей» («он-лайн-общностей»), которые развиваются достаточно динамично [21]. Виртуальная общность не является воображаемой, поскольку ее члены «знакомы» друг с другом, интенсивно общаются, однако общение это разворачивается в виртуальном пространстве. Существенной характеристикой виртуальной общности является социальное сотрудничество, однако оно достаточно специфично, ведь условия вступления в общность и выхода из нее значительно отличаются от таковых в реальных сообществах. В виртуальном мире намного легче уйти от ответственности за неподобающее поведение, чем в мире реальном. Для этого достаточно просто покинуть сетевое сообщество. Кроме того, даже в случае «изгнания» человек может с легкостью «вернуться» в ту же общность, регистрируясь под другим именем.

В рамках сетевого сообщества человек приобретает полную «свободу» самоидентификации: по своему усмотрению он может изменять даже такие неизменные в реальном мире характеристики, как расовая и национальная принадлежность, пол и возраст. Человек может сам «конструировать» себя, произвольно меняя виртуальное имя, виртуальное тело, виртуальный статус, виртуальные привычки, виртуальные достоинства и виртуальные пороки. Но наряду с такой «свободой» налицо и потери – отчуждение реального тела, статуса, размывание собственного «Я». Кроме того, «виртуальная» самоидентификация может приводить к значительным проблемам в реальной жизни, поскольку реальная самоидентификация личности становится еще более размытой и иллюзорной, что ярко демонстрирует М. Льюис в работе «NEXT. Будущее уже началось» [22]. Он описывает нескольких подростков, свободно меняющих идентичности, надевающих новые личности как маски. Один из них – пятнадцатилетний Маркус Арнольд, ставший «ведущим экспертом» в области права на Интернет-сайте AskMe.com. Большую часть времени, свободного от школы, он проводил в Интернете, давая юридические советы взрослым, что воспринималось им как совершенно нормальное явление. Сайт AskMe.com являлся системой обмена знаниями, где порядка десяти миллионов посетителей могли получить бесплатные советы экспертов по интересующим их вопросам. Поскольку данный сайт был очень популярен, многие профессионалы работали на нем в качестве экспертов, используя AskMe.com в качестве бесплатной рекламы. Маркус Арнольд представился на сайте «25-летним юридическим экспертом с двухлетним стажем в области юриспруденции» и стал работать официально. Достаточно быстро он вошел в первую десятку среди полутора сотен экспертов, самому молодому из которых был 31 год, а затем вышел на третье место в рейтинге. Клиенты с AskMe.com не только задавали Маркусу вопросы по Интернету, но и ежедневно присылали на рассмотрение кипы судебных дел, и подросток составлял ходатайства, которые те потом несли в реальный, а не виртуальный суд. При этом Маркус вообще не читал книг по праву, его «источниками знаний» были компьютер и телевизор, где демонстрировались бесчисленные правовые шоу. Поведение Маркуса Арнольда явилось следствием серьезного личностного конфликта: в реальной жизни он был неуклюжим полным подростком, не имевшим друзей, особых талантов и успехов; в Сети он представал «кладезем юридической компетенции» и обретал значимость, которой ему не доставало в реальной жизни. Данный пример очень показателен. С одной стороны, он демонстрирует, что в сетевом обществе утрачивают значение традиционные статусные позиции, представление о профессионализме и социальные нормы, с другой – характеризует легкость смены идентичности в виртуальном пространстве. Общаясь в Интернете и вливаясь в деятельность различного характера в сети, личность приобретает больше возможностей конструировать свою идентификацию, управлять и манипулировать ею.

Итак, в условиях информационного общества личностная самоидентификация претерпевает существенные изменения, что отражается исследователями в терминах «многофакторная идентификация» [23, С. 185], «номадическая идентичность» [17], «конфигуративное или модульное "я"» [20, С. 614], «контекстуально-лабильная идентификация» [24] и т.п. Высокие технологии, с одной стороны, предоставляют человеку значительные возможности для реализации своего потенциала, с другой – существенно затрудняют обретение им самотождественности, а значит и гармоничности существования.

ЛИТЕРАТУРА

1. Эриксон Э. Детство и общество. СПб.: Ленато, АСТ, Фонд «Университетская книга», 1996. – 592 с.
2. Erikson E.H. Identity, psychosocial // International Encyclopedia of the Social Sciences. N.Y.: The Macmillan Company & The Free Press, 1968. Vol. 7. P. 61–65.
3. Эриксон Э. Идентичность: юность и кризис. М.: Издательская группа «Прогресс», 1996. – 344 с.
4. Малахов В.С. Неудобства с идентичностью // Вопросы философии. 1998. №2. С. 42–53.
5. Хёсле В. Кризисы индивидуальной и коллективной идентичности // Вопросы философии. 1994. №10. С. 112–123.
6. Социологическая энциклопедия / Рук. научн. проекта Г.Ю. Семигин: В 2-х т. М.: Мысль, 2003. Т. 1. С. 338.
7. Современный философский словарь / Под общ. ред. В.Е. Кемерова. М.: Академический проект, 2004. С. 254.
8. Словарь практического психолога. / Сост. С.Ю. Головин. Минск: Харвест, М.: ООО «Издательство АСТ», 2001. C.186.
9. Шеманов А.Ю. Самоидентификация человека и культура. М.: Академический проект, 2007. – 479 с.
10. Шеманов А.Ю. Проблема символичности живого тела и самоидентификация человека // Логос живого и герменевтика телесности. Постижение культуры. Ежегодник. Вып. 13–14. М.: Академический проект, 2005.
11. Поршнев Б.Ф. Социальная психология и история. М.: Наука, 1979.
12. Назаретян А.П. Историческая эволюция морали: прогресс или регресс? // Вопросы философии. 1992. № 3. С. 87.
13. Бауман З. Индивидуализированное общество. М.: Логос, 2002. – 325 с.
14. Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура. М.: ГУ ВШЭ, 2000. – 608 с.
15. Verilio P. The Lost Dimension. New York, 1991. P. 13.
16. Тоффлер Э. Футурошок. СПб.: Лань, 1997. – 464 с.
17. Rosseel E. Nomadisation: social, psychological and cultural context for the XXI centurt? // Символы, образы и стереотипы: исторический и экзистенциальный опыт. Международные чтения по теории, истории и философии культуры. СПб., 2000. № 8.
18. Бауман З. Глобализация. Последствия для человека и общества. М.: Весь мир, 2004. – 185 c.
19. Кастельс М. Новые индивидуальные масс-медиа // Свободная мысль. 2006. №5. С. 63–67.
20. Тоффлер Э. Третья волна. М.: ООО «Изд-во АСТ», 2004. – 781 с.
21. РинкявичюЛ., Буткявичене Э. Концепция общности (gemeinschaft/commynity) и ее специфика в виртуальном пространстве // Социс. 2007. №7. С. 3–11.
22. Льюис М. NEXT. Будущее уже началось. СПб.: «Крылов», 2004. – 272 с.
23. Модернизация и глобализация: образы России ввеке / Отв. ред. В.Г. Федотова. М.: Ин-т философии РАН, 2002. – 208 с.
24. Данилова Е.Н., Ядов В.А. Нестабильная социальная идентичность как норма современных обществ // СоцИс. 2004. №10. С. 27–30.

• < Назад
• Вперёд >